Театр задает вопросы
Александр Баргман приехал сюда "алаверды" к Михаилу Теплицкому, который в питерской "вотчине" Баргмана - "Таком театре" - поставил спектакль по Шолом-Алейхему "Главное – забыл", с Баргманом же в главной роли.
Теперь Теплицкий исполнит главную роль – Доктора – в спектакле "Кнопка", который поставил Баргман в театре "Контекст", по пьесе культового израильского драматурга Йосефа Бар-Йосефа в переводе Светланы Шенбрунн.
Александр Баргман - режиссер современной организации. Стремительный, как он сам о себе сказал, а я бы сказала – современный, в лучшем понимании этого слова. С "даром Божьим", а без этого нельзя существовать не то что в режиссуре – в Искусстве вообще, классически и разносторонне образованный, настоящий профессионал и трудоголик, совершенно не умеющий ни сидеть без работы, ни ждать ее. Может быть, поэтому он естественно перешел от актерской стези к режиссерской, при этом не отказываясь от первоначальной профессии. Поэтому он все время в работе, все время занят, и только предложение друга и прекрасный литературный материал заставили Александра выкроить в своем сверхплотном графике месяц для постановки в Израиле. Премьерные спектакли "Кнопки" уже идут и вызывают восторженные отклики зрителей.
- Что было первопричиной, подвигшей вас согласиться на это предложение – Михаил Теплицкий, пьеса, возможность поработать в Израиле или что-то другое?
- Знаете, главная причина довольно эгоистична. Я, когда занимаюсь театром - играю или ставлю, – я стараюсь получать от этого радость, от всего, что я делаю. Когда приезжал Миша в качестве режиссера, те часы, которые мы проводили вместе – и на репетициях, и вне, – были для меня: а) радостны, б) полезны. Так почему же я, человек, который испытал счастье, должен себя его лишать? Я его должен продолжить! Поэтому, как только Миша предложил мне "Кнопку" в своем театре "Контекст" в Ашдоде – я согласился не раздумывая!
- Что для вас – работа с Теплицким?
- В данном случае продолжение сотрудничества с Мишей мне было просто кровно необходимо. Это было для меня главным посылом. Мы с Мишей – поверьте, это искренне – находимся на единой волне, и это касается не только художественных воззрений, но и каких-то человеческих созвучий – и внутренней потребности высказывания на том или ином материале.
- Вы признались, что стремитесь получать удовольствие от работы – вы его получили в ходе постановки "Кнопки"?
- Когда появилась пьеса, я уже стал получать удовольствие от работы с ней. Когда я приехал сюда и познакомился с артистами, я вообще стал счастливым человеком. Так что все достаточно эгоистично с моей стороны.
- Почему – "Кнопка"? Почему выбор пал именно на эту пьесу, этого автора?
- Поначалу у нас была другая пьеса, и она была неплохая – "Паника, или Мужчина на грани нервного срыва". Но в силу разных обстоятельств пьеса у нас поменялась. Я ставил спектакль в Тюмени, Миша прислал мне "Кнопку", и я понял, что это гораздо вернее, точнее, чем "Паника", - и для меня как для режиссера, и для Миши как для артиста. Потому что Миша давно не играл ничего нового - он ставил. Сейчас он снова появится на сцене в качестве артиста, и приятно, что именно в театре "Контекст", именно в этой пьесе, и именно в моей постановке. Я довольно избирательно отношусь к материалу, и в меня эта пьеса "попала" сразу. У меня не было никаких оснований от нее отказываться…
- Что должно быть такого в пьесе, чтобы ею заинтересовался Александр Баргман?
- Дело не в том, современная пьеса или классическая, а в моем внутреннем отклике, который возникает на пьесу. Если этот отклик есть, если пьеса меня теребит, если она во мне продолжает жить и дышать, то я этой пьесой занимаюсь. Это единственный критерий. Думаю, что каждый режиссер ставит спектакли про себя. Поверьте, я читаю очень много пьес. И российской драматургии, и зарубежной… В меня частенько "не попадает", и тогда я закрываю пьесу – и все. Но эта была так прекрасна! Может быть, она попала на почву моей любви к Бар-Йосефу, потому что я люблю его пьесу "Трудные люди", которая идет в московском театре "Современник", и думаю о ней, я читал его пьесу "Море"… Мне его пьесы очень близки. Это совпало.
- Вы имеете далеко идущие планы перенести эту свою постановку на питерскую почву?
- Я хочу продолжить эту работу в своем "Таком театре". И уверен, что привязка к Израилю не очень обязательна. Эта пьеса – вне границ. Я хочу сохранить ту же сценографию, но мы возьмем других артистов. Я хочу, чтобы приехал Миша. Я хочу, чтобы Миша поставил спектакль с питерскими артистами.
- Это уже получается "алаверды"?
- Это тройной ответ: сначала Миша ставил у нас, теперь я ставлю в Израиле, а потом Миша будет ставить у нас. Но играть я уже не буду, хотя, как актер, утверждаю, что сотрудничество с Мишей очень полезно. Он, как режиссер, очень тонкий. Он "актерский" режиссер, внимательный к мелочам. Миша – "душевед" и очень чувствует людей, поскольку и сам артист. Он знает всю технологию – как это происходит, и он верно развивает роль. Я хочу, чтобы артисты "Такого театра" тоже с ним познакомились. А вообще "Такой театр" очень похож на "Контекст", за исключением того, что нам легче – мы играем в России на русском языке. А условия существования примерно такие же. Краткие финансовые "вливания" Комитета по культуре и полное отсутствие дотаций.
- Согласны ли вы со мной, что главное для режиссера – иметь качественный материал, с которым можно работать? Нет пьесы – нечего ставить!
- Да, конечно. Хотя раньше, когда я был помоложе и похулиганистей, я думал иначе. Когда мы создавали "Такой театр", мы его организовывали для ироничного времяпрепровождения. Я тогда работал в Александринке, в Академическом театре, и мне хотелось какой-то такой отдушины, легкости, импровизационности, хулиганства - некоего издевательства над дурным театром, что само по себе неплохо. Но потом прошло время, и я понял, что мне надоело тратить время на подобные спектакли. И тогда в "Таком театре" мы поставили "Иванова" Чехова, "Каина" по Байрону, сейчас мы работаем над постановкой по Пристли "Время и семья Конвей". Поэтому не только в "Таком театре", но и везде – материал, пьеса или роман – это очень важно. Это очень важно - все время быть в диалоге с литературой. Иначе все становится мелко и предсказуемо для самого себя.
- Испытваете ли вы потребность работать с еврейскими авторами, ставить пьесы на еврейскую тему?
- Потребности я такой не чувствую, потому что сейчас я работаю над Пристли, потом возникает работа над Гольдони, и так далее. Нет. Так просто сложилось, что сначала был Шолом-Алейхем, сейчас – "Кнопка". Но что является правдой – я хочу еще и еще ставить Бар-Йосефа, и еще, может быть, Ханоха Левина – у меня есть кой-какие мысли на этот счет. Или в Питере, или в Тюмени, или в Новосибирске… Видимо, в силу генетических клеточных откликов это происходит. Ну конечно, это происходит! Но это потому, что это в первую очередь – хорошая литература!
- "Кнопка" - немного приоткроем интригу – это некий механизм, который может принести счастье волшебным образом, изменить жизнь к лучшему. Найдут ли ваши герои эту кнопку и вообще – существует ли она?
- Если бы такая кнопка была, мы могли бы прикосновением к ней сделать себя счастливей, заставить кого-то любить себя. Но эти "кнопки" незримые, они у нас в сердцах, они у нас в головах! Кто-то, возможно, какими-то усилиями ее нажимает вдруг- и направляет свою жизнь в какую-то колею, которая потом оказывается верной, а кто-то – нет, и так и живет без отжима этой внутренней "кнопки". Но, в принципе, "кнопки" - нет. Об этом - пьеса.
- Есть, с вашей точки зрения, будущее у Доктора и его супруги?
- Мы хотели смягчить пьесу, у нас была идея сделать открытый финал, но - с помощью автора, кстати, длительного разговора с ним и последующих репетиций - мы поняли, что не надо идти против пьесы. Пьеса не оставляет шансов. И я рад, что это именно такая пьеса, которая не надевает на нас никаких розовых очков. Эта пьеса прекрасна тем, что она – о многом.
- О чем же все-таки пьеса?
- Эта пьеса – и о любви, и о предательстве, и о расставании, и об освобождении, и о том, что мы порой осознанно становимся на ложную дорогу и идем по ней, обманывая себя, а потом возникает расплата. Или не возникает. У этих героев – возникает. И в этой пьесе есть третий персонаж – Рафи, который своего рода катализатор этой истории, поскольку этот человек… Кстати, я не знаю, кто из нас болен – мы или они, - это большой вопрос! Но то, что Рафи живет только сердцем и только чувством, а потом его "догоняет" его специальное сознание – делает его своего рода ангелом-хранителем этих двух довольно странных, довольно замутненных людей!
- Доктор позвал жену, потому что любил – или потому что ненавидел?
- И то, и другое. Думаю, что когда он приехал в город и позвал ее, он позвал ее из любви к себе, конечно. Потому что ему было без нее плохо. Я думаю, что весь клубок ненависти – он накапливается после ее прихода, после того, как она вернулась. С ним начинает что-то происходить. Весь этот комок боли, который рос, – он весь на нее выплескивается. Он человек довольно неврастеничный и неуравновешенный, но я думаю, что у него не было изначально посыла привести ее сюда, чтобы исхлестать. Нет, это происходит само собой. И у него, и у нее первоначально был посыл – остановить ту историю и вернуться к старой, что, как мы иногда понимаем, невозможно. Поэтому их желание было абсолютно искренним. Другой вопрос – во что это выльется. Люди не справляются с собой порой.
- Когда драматург физически находится рядом – это мешает или помогает?
- Это очень здорово помогает. Драматург правда помог нам. Наш разговор с ним был очень и очень полезен - и мне, и Мише, как актеру в данном случае. Потому что мы с Мишей – парни стремительные, темпераментные, энергичные, а драматург пришел - и "посеял" в наш стремительный спектакль остановки, паузы, моменты тишины. Я уж не говорю о том, что ему со стороны виднее. Он был на двух репетициях – в Тель-Авиве и в Ашдоде. Он подсказал нам очень точные вещи, до которых мы пока еще не добрались, но в этом направлении мы двигаемся.
- Как вы считаете, после этого спектакля зритель получит радость и удовольствие?
- Я очень на это надеюсь. Все-таки давайте не забывать, что театр – это игра, порой это жестокая игра, и любой качественный спектакль, как мне кажется, делает одно: он задает вопрос.
- "А мы все ставим каверзный вопрос – и не находим нужного ответа".
- Но вопросы задавать необходимо! Театр задает вопросы – и больше ничего нет. Если существует художественное преломление того, что мы видим на сцене, то этот вопрос попадает в самое сердце.
- Вы ведь тоже "актерский режиссер" - у вас не было самолюбивого желания самому сыграть?
- Нет. Я очень сильно устал от актерства, поэтому этот выбор осознанный: я хочу и в этом сезоне, и в следующем – ставить, ставить и ставить. Уж если я в этот океан нырнул, то нужно просто набивать руку, и на хорошем материале. Но природа моя такова, что я - пилигрим и мне трудно сидеть на одном месте. Просто скучно. Кто-то имеет свой театр и сидит в нем, и есть такие замечательные режиссеры, которые "взращивают" театр вокруг себя. У меня такой возможности, да и желания пока нет. Мне важно "менять картинку".
- Вообще интересное сочетание – два режиссера, два актера и два друга, причем вы не просто приятели, а, как вы сказали, вы "дышите на одной волне" - не всегда бывает такое.
- Не всегда бывает – и я рад, что это так происходит. Я вот чувствую, что я у Миши многому учусь. Скажем, то, как он держит свой театр, не устает, все эти лучи проблем держит в себе, - он просто молодец! Я устаю, ухожу в сторону, пережидаю – это я говорю про свой "Такой театр".
- Как вы, как режиссер, понимаете, что ваша работа сделана – теперь остается только играть?
- Такого не бывает никогда. Я пытаюсь следить за своими спектаклями и вижу – работа никогда не бывает сделана до конца. Нет предела совершенству.