Авдотья Смирнова: Толстой - ультрасовременная фигура!

2 ноября в театре Гешер начинается традиционный кинофестиваль «Дни российского кино», который проходит при поддержке компаний CIAL Industries, «Онлайн-кинотеатр ivi» и фестиваля «Кинотавр».

Фестиваль откроется новой режиссерской работой Авдотьи Смирновой – «История одного назначения», пронзительным и трагическим рассказом о реальных событиях, участником которых оказывается граф Лев Николаевич Толстой. Фильм по достоинству был оценен жюри на последнем «Кинотавре» и получил приз зрительских симпатий и награду за лучший сценарий, который Дуня Смирнова написала в соавторстве с Анной Пармас (режиссером многих клипов группы «Ленинград») и Павлом Басинским (автором книги о Льве Толстом). Кинокритик Антон Долин отметил, что картина выделяется не только хорошей актерской игрой, но и важнейшим общественным посылом - рассказывая историю из XIX века, она напрямую говорит со зрителем о сегодняшнем дне. В преддверии фестиваля Авдотья Смирнова рассказала о том, почему она решила вдруг снять фильм о Толстом, о справедливости, законе, Кирилле Серебренникове и о современной России

Андрей Захарьев

- Согласны ли вы с тем, что сюжет вашего фильма - это дело Дрейфуса, только в российских обстоятельствах и с соответствующими им последствиями?

- Нет, не соглашусь. Дело в том, что дело Дрейфуса имело огромный общественный резонанс и стало фактом истории не только для Франции, но и вообще для всей Европы. Это был такой очень важный кейс, поворотный, в котором изменения, происходящие с обществом, были гласными и зафиксированными. Дело Шабунина в общем прошло не очень заметно.

- То есть Толстой был еще не настолько крупной общественной фигурой, чтобы предать этот факт огласке, как это удалось сделать Эмилю Золя, который вписался за Дрейфуса?

- Нет-нет, не забывайте, что к этому времени Толстой - автор «Детства», «Отрочества», «Юности» и «Севастопольских рассказов». Он уже очень-очень яркая звезда и заметная фигура. Скорее, это вызвано тем, что конфликт, связанный с Шабуниным, произошел в военной среде. Несмотря на то, что адвокатом выступил Лев Толстой, все равно широкого общественного резонанса дело не имело. Громкими процессами, связанными с судебной реформой, мы называем другие случаи. Дело Веры Засулич, расцвет русской адвокатской школы и так далее. Они влияли на формирование общества, но не дело Шабунина. Кроме того, вина Дрейфуса была не доказана, а вина Шабунина была очевидна, он ударил офицера. Это преступление.

- Что было первоначальным: вы прочитали этот эпизод из жизни Льва Николаевича в книге Павла Басинского и поняли, что это кино, или намеренно искали нетривиальный сюжет про Толстого, который бы его интересно характеризовал?

- Не искала и не собиралась снимать кино про Толстого. Так получилось, что я прочла первую книгу из трилогии, «Лев Толстой: бегство из рая», абсолютно гениальную. Потом прочла третью книгу - «Лев в тени Льва. История любви и ненависти» - про среднего сына Льва Львовича, тоже замечательную. А вторую упустила. И вот я пошла, купила ее, наконец, а то как-то неправильно, и стала читать. Наткнулась на эту главу, совсем небольшую, и она меня поразила. Я вдруг поймала себя на том, что читаю книгу дальше, а при этом все время думаю про ту маленькую главку. Читала я в отпуске, на Камчатке, в другом часовом поясе. Дождалась, когда в Москве наступит более-менее нормальное время, и позвонила Паше. Сказала, что хочу из этого сделать кино. Паша, правда, стал меня немедленно отговаривать.

- Почему?

- Он сказал: у вас такие легкие лирические фильмы, зачем вам эта мрачнейшая история? Я не могла даже толком объяснить, зачем. Позже мы встретились, я познакомила Пашу с Аней Пармас, и первый драфт они писали вдвоем. Потом уже подключилась я.

- Говорят, у вас было чуть ли не четыре разных драфта. Что не складывалось, в чем была проблема?

- Было сразу несколько сложностей. Мы никак не могли найти стержень конструкции, опору истории. Вы видели картину и знаете, что это не байопик про Льва Толстого, это фильм не совсем про него. Это была наша изначальная задумка - сделать его второстепенным героем, каким он и был в судьбе Шабунина. Довольно быстро мы столкнулись с тем, что Лев Николаевич этому, естественно, сопротивляется. Вообще, когда появляется фигура масштаба Толстого, то никак не получается сделать ее эпизодическим персонажем. Хорошо, тогда если Толстой один из главных героев, но не главный, если это кино не про Толстого, то про кого? Если это про Василия Степановича Шабунина, тогда с тем финалом его судьбы получится история в жанре жития, про то, как человек становится мучеником или даже святым в глазах народа. Притом что реальный Василий Шабунин был, похоже, не самая симпатичная личность, но даже у этой не самой симпатичной личности случилось необычайное такое просветление - в том, как он принял свою судьбу. На всех это производило огромное впечатление. И этого нам тоже не хотелось. И тогда путем проб, ошибок, споров мы вдруг поняли, что главным героем должен быть поручик Григорий Колокольцев, который вовлек Толстого во всю эту историю. Соответственно, принял душевное участие в судьбе Шабунина. А с другой стороны, поступил так, как поступил, - это история взросления молодого человека, а она всегда современна. Каждый день молодой человек сталкивается с новым вызовом, выбором, узнает про жизнь и про себя то, что до этого не предполагал. Но даже в тот момент, когда мы решили проблему с главным героем, у нас все равно что-то не получалось. А потом поняли, что это история любви молодого человека к старшему другу. История влюбленности в учителя, в старшего товарища или старшую подругу, которую переживал каждый и которая, как правило, заканчивалась ударом или разочарованием. После этого у нас все встало на места и написалось.

- Известно, что этот эпизод из жизни Толстого довольно сильно повлиял на его мировоззрение. Удалось ли вам понять, как именно?

- Мне кажется, что да. Мы же всегда ориентируемся на позднего Толстого, видим перед глазами седобородого старца, похожего на бога-отца Саваофа, в этой его рубахе и так далее. Мы знаем его позднюю проповедь и, поскольку это все хрестоматийно, мало задумываемся о том, как это с ним случилось. Так вот, Толстой был не просто современная фигура, а ультрасовременная, он был во многом человек экстравагантный, я бы даже сказала авангардист. Так, например, мы знаем Толстого как страстного проповедника невозможности смертной казни. Но говорить об этом в XIX веке никому и в голову не приходило. Мы даже сейчас не можем себе вообразить, до какой степени это было поперек всего. Я проводила некоторые изыскания для работы над другим сценарием и с изумлением узнала, что последняя публичная - подчеркиваю, публичная! - смертная казнь во Франции была в 1936 году. Это было гильотинирование. Существует даже любительская кинохроника этой казни, снятая с балкона парижской квартиры. Это уже XX век вообще-то. А в XIX веке человек становится проповедником отмены смертной казни. Сам Толстой говорил, что ранее, еще до женитьбы, он видел гильотинирование как раз во Франции, на него это произвело жуткое впечатление, и это отражено у него в дневниках. А потом происходит вот эта история с Шабуниным. Всю жизнь Лев Николаевич считал это самым страшным преступлением против человека. Мне кажется, что тут связь очевидна.

- Повлияла ли эта история на вас? Что-то вы для себя поняли новое или убедились в чем-то, о чем подозревали и раньше?

- Как вам сказать…Мне самой трудно оценивать, как и что на меня повлияло, потому что это, как правило, становится ясно ретроспективно. Я много думала про эту историю, да и думаю до сих пор, - почему она такая современная? Я люблю повторять, что, к сожалению, лучшим слоганом для картины были бы бессмертные слова Виктора Степановича Черномырдина: «Хотели как лучше, получилось как всегда». Для меня эта история про такой русский фатум, что ли. В принципе, и мне это было важно показать, - уж не знаю, получилось или не получилось, судить зрителю, - что в этой истории нет негодяев, ни одного злонравного существа, которое хочет плохого. У каждого своя правда. У полковника она одна, потому что на нем полк. Ему нужно о порядке в полку и о репутации заботиться. У генерала Колокольцева, отца Гриши, другая правда. У капитана Яцевича - своя, и каждая из этих точек зрения вполне себе оправдана. А получилось то, что получилось.

- Вы часто наблюдаете, как в современной России сталкиваются закон и справедливость?

- По-моему, это происходит сплошь и рядом. Есть, например, целый пласт американского кино, где действующими лицами являются шериф и ковбой. Первый представляет закон, второй - справедливость. То есть это коллизия естественная, не наша национальная, но мы никак стадиально не можем ее пройти.

- Вам приходилось выступать в чью-нибудь защиту?

- Я являюсь одним из поручителей за Кирилла Серебренникова. На митинги не хожу, коллективное письмо подписывала один раз - в защиту Pussy Riot. Думаю, в таких случаях каждый взвешивает обстоятельства и выбирает свойственное своему темпераменту действие. Вопрос в том, что ты можешь сделать, чем помочь, и у каждого эти способы разные, единого рецепта тут нет. Сделать все, что можно хотя бы для облегчения участи тех, кто осужден, - неважно, справедливо или несправедливо, - для человека, укорененного в русской культуре, естественно и давным-давно завещано. Единственное, что мне кажется невозможным для человека культуры, - кричать «ату его, ату!» и призывать к ужесточению наказания. Одна из функций культуры - смягчение нравов.

- Ваш супруг Анатолий Борисович Чубайс участвовал в работе над картиной? Вникал или ограничился инвестициями?

- Он фактически является инвестором фильма. Хотя как вам сказать, он не только мой муж, не только работает Чубайсом, он мой лучший друг. Поэтому он читал сценарий, смотрел еще черновую версию картины. Более того, мы с Пармас писали сценарий у него на голове. Приходя домой с работы, он делал выводы о результатах нашей работы по тому, как мы его встречали: «Так, понятно, вы сегодня были бездарны». Или: «Ой, я смотрю, вы сегодня талантливы!» Он наблюдал это все и терпел. Так что, можно сказать, оказывал поддержку еще и психологическую.

Фильм Авдотьи Смирновой «История одного назначения» будет показан 2 ноября в 18:30 в Большом зале театра Гешер в рамках кинофестиваля «Дни российского кино в Израиле» и сопровождаться титрами на иврите.

Дополнительная информация и заказ билетов на сайте театра Гешер: https://gesher.smarticket.co.il/ru/%D0%94%D0%BD%D0%B8_%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%BE_-_2018 или по телефону: 03-5157000

***Фотографии предоставлены пресс-службой фестиваля «Кинотавр»